АВТОПОРТРЕТ ✍.

ГЛАВА 7: «АВТОПОРТРЕТ»

День идет к закату. Грязный бар в подвале пятиэтажного дома на «кургане» — излюбленное место для бригады Греков, здесь они часто собираются, чтобы отдохнуть, погоготать или напоить своих молодых девчонок, падких до мужиков в спортивках, на блестящих иномарках. Гектор, Зоил, Вулкан и Икар в этот вечер уже объехали терпеливых предпринимателей Тарусы, собрали деньги, сдали выручку своему Автократеру и решили постоять в баре, попить пива.

Греки подъехали на темно-зеленом БМВ, как всегда шумно спустились по лестнице в пивнушку, по пути пугая окружающих своими тайными непонятными разговорами. Посетители подвальчика реагируют на гостей, те кто рассказывал рассказы, путаются в словах, говоря затихающие бессмысленные словосочетания, молчаливые посетители, наоборот, начинают бубнить. Все в пивнушке так или иначе посматривают на веселую бригаду, быстро отводя прямые взгляды, ежась, становясь сыкливей.

Стоя за столиком, Греки едят пересоленные фисташки, запивают пенным, произносят едкие громкие иноязычные слова, одновременно греки разглядывают посетителей видимо чувствуя свое еще одно превосходство и нарочито смеясь, греки смотрят друг другу в скользкие дерзкие глаза и пускают синие сигаретные дымы вперемешку с тугой отрыжкой.

Вредного грека с надорванным ухом, зовут Зоил, у него противное лицо, он от скуки бросает скорлупку в бокал выпивающего за столиком слева учителя физики в потёртом пиджаке. Не попав, делает это опять, долго и надменно смотря за реакцией безопасного учителя. Вулкан замечает что Зоил мажет, и сразу присоединяется к состязанию, но тоже мажет. Наконец вступает коротышка Икар, он попадает метко и так удачно, что от его скорлупы не спасла даже холодная ладошка, оберегающая кружку. Скорлупка проскакивает между фиолетовых от худобы пальцев учителя, и плюхается на пену, вызвав дружный одобрительный гогот банды. Смех стихает, компания сосредотачивается на столике учителя, кидая по очереди, как в настоящем состязании.

Так бы все и шло своим чередом, но в подвал спускается человек в мокром плаще, на улице начался дождь.

— Два пива, сто, соленые чипсы, — выбирает мокрый человек и получив заказ ставит кружки на центральный столик. Зоил внимательно следит, сразу что-то поясняет Гектору, и вся бригада доворачивается к Старику в мокром плаще. Тот совершенно не замечает компанию, шумно вскрывает длинные чипсы и сильно кусает сразу всю пачку, затем топит стопку водки в пиве, открывает зубастый рот и заглатывает ерш, не пуская рюмку в рот верхней челюстью.

Коротышка Икар подумав некоторое время берется за свою кружку и тоже так делает: топит стопку запрокидывает кружку залпом глотает. Но не смог, закашлялся, пиво брызгает в нос, окатывая столик, попадая на товарищей. Гектор обтирает попавшие на лицо брызги, затем обидно даёт маленькому Икару оплеуху. Икар ставит кружку обратно смотрит на старика заплаканными глазами, какое-то время размышлял затем берет фисташку, вскрывает скорлупу мелкими зубами и неловко швыряет в старика.

— Промазал! — подтрунивает над Икаром спортсмен Гектор.

— Опять промазал! — смеется Гектор над второй попыткой.

Плюх — облизаная скорлупа падает в нетронутое пиво деда. Тишина. Зоил и Вулкан одновременно весело замечают:

— Попал!!!

Старик совсем не показывает обиды, тихонечко крякает горлом, точно шторку раздвигает плащ и достает два Макарова. Оглушительно — больные хлопки разрывают горячими ударами глухой подвал, лязг столов, вопли, бой посуды, звон гильз. Первая пуля пронзает Икару горло, из-за чего он жалко всхрапывает дырявой трахеей и клюёт носом в линолеум, брызгая кровью, трепеща ногами. Зоил прячется за столик, из-за чего пули прилетают ему — первая в пах, вторая в запрокинутую от воя челюсть.

Вулкан бесшумно вопит, пуля перебила ему позвоночник, потому что он стоял чуть спиной к стреляющему старику, он держится на ногах несколько мгновений и опадает на дрыгающегося Икара. Спортсмен Гектор подрывается, бежит с визжащими посетителями к лестнице, он от шока не чувствует дырку с лохмотьями волос на макушке. Дед спокойно выбирает его в суетливой толпе и всаживает две пули, красиво с обеих рук. Убирает пистолеты на место, под плащ, берет кружку, подходит к Икару и выливает ему на затылок испорченное пиво, ставит кружку на столик, проходит в бар и открывает себе бутылочное.

Когда взъерошенные менты спустились в подвал, они обнаружили четыре трупа и одинокого старика за своим столиком, спокойно пьющего пиво. Усатый сержант вытаскивает наручники защёлкивает на запястьях старика. Мент по кличке Рембо выходит из-за спины сержанта, где он прятался до поры, проворно выхватывает пистолеты старика и опускает их в полиэтиленовый пакет.

— Ну, пошли, Председатель, — тихо говорит Рембо и они хрустя стеклом шагают к двери. Потом, в тот же день Председателя видели в другом баре.

Солнце уже касается дальнего горизонта, мы с Сашкой ловим на донки, попадаются в основном ерши да пескарики, да и те клюют лениво, редко, будто случайно. Опустились сумерки, все стало пастельным, сиреневым, мы продолжаем настойчиво рыбачить, все никак не можем решить, когда начать собираться. Теплый воздух, вязкая темная река гнет жухлую осоку, побулькивает, действует убаюкивающе, хочется застыть этот момент — приятный вечер.

— Давай завтра на пляж? — Говорю — Головлей половим, надоело уже на донки ловить.

— Завтра надо пораньше будет выйти, — Задумчиво решает Сашка, — Давай завтра может на Таруску. На наше окуневое место, мы там давно не ловили.

— Давай на Таруску — Соглашаюсь — Все равно ничего не поймаем туда хоть идти поближе.

— Ну что клюет ?! —Вруг раздается незнакомый голос со стороны церкви. Мы оба оборачиваемся: седой дядька, невысокого роста, лет наверное 60, одет в серый пиджак, какой носили председатели совхозов, воздушный серый плащ в руке черный хороший саквояж.

— Ерши, — Сразу отвечает Сашка — сегодня вообще плохо клюет.

— Сегодня?!! — смеюсь — Уже несколько дней не клюет! Надо на пляж завтра идти ловить головля.

Лицо Председателя состоит из крупных сморщенных кусков кожи, хорошо выбритых и благоухающих цитрусовым лосьоном. Бледные серые глаза смотрят настойчиво, как это бывает у грудных детей. Ему интересны и мы, и наши снасти, и наш улов, такое чувство, что он пришел сюда специально к нам.

— На донки ловите? — Разглядывает Председатель удочки, — Без колокольчиков….Донки…

— На донки — поясняет Сашка, подходит к удочке, мотает леску, наверное хочет проверить червяка, — Колокольчики у нас есть, просто не надеты.

— На донки лучше с кормушками ловить, — Советует Председатель заметив обычное грузило, — На один крючек, много не наловишь, надо кормушки делать.

Председатель подходит к Шуре, чавкая своими дорогими мокасинами прямо по грязи, он в интересе к снасти, будто завороражённый, хватает за удочку, гнет к себе, внимательно осматривает крючок, грузило пробует леску.

— Мда, червяка даже не нюхали, — Задумчиво смотрит он Сакшке в глаза, — без кормушки вам ничего не поймать.

— Мы поймали, вон несколько рыбок, — бубнит Сашка, — мы всегда так ловим.

— Это случайно, рыбе запах нужен. Где улов?

— Вон в пакете! — Говорю, — сегодня одна мелочь клюет.

Он стискивает нос между безымянным и указательным пальцем и ловко ширкает зеленую массу, затем резко, как ртом хапает пучок травы, вытирает руку и сразу берет пакет с рыбой, сосредотачивается на том что видит. Долго, долго смотрит, на лице капризная понимающая безразличность:

— Ерши. Пескарики. Мелкая плотвичка…Полосатик.

Запускает руку внутрь, шарит, проверяет рыбок по одной на ощупь, бормоча,

— Робин Бобин Баранбек убил сорок человек…..

— Да а а аа.. Быстро темнеет, — отвлекся он на красную полоску заката, — закаты неотвратимы, есть моменты, когда нужно сделать то, что нужно сделать.

Мы с Сашкой немного напряглись, от его слов. Он же оборачивается к нам и приближается. Есть в его движениях и вообще, в самом присутствии что-то гипнотизирующее, он будто распоряжается нами, и то что он нам ничего плохого не делает, это вроде как одолжение. Хочется домой, но я не могу просто убежать, не знаю что будет делать Сашка если я рвану, Сашка же выглядит вроде спокойно.

— Я возьму одну — Сообщает Председатель шурша в пакете.

Выбрает самого большого ерша и берет его в рот закрывая зубы губами, с силой разжевывает сильными жевками и глотает громким кадыком. Затем открывает чемодан достает бутылку пива.

— Еще одного съем, —говорит он, забирая в этот раз пескаря.

Я заметил, как сверкнул квадратный перстень с черным, идеально квадратным камнем на его руке. Толстые, как сардельки, пальцы, неприятно короткие ногти. Я почему-то с детства боялся коротких ногтей, они меня пугали и вызывали смущение, как нечто интимное, внезапно возникшее перед лицом когда ты этого не ждешь.

— Пескарик, —Забрасывает он рыбку в рот, и сразу разжевывает, при жевках что-то постукивает в его левой скуле как кость об кость обтянутые кожей, вроде бы просто звук, но когда слышишь несколько таких, звучит омерзительно. Слышу как чешуя и песок поскрипывают на зубах и как хлопает малюсенький воздушный пузырь. Думаю, он когда-то он попал в аварию, поэтому его скула работает с таким постукиванием.

Мы с Сашкой переглядываемся, я думаю о том как собрать удочки и уйти, судя по оцепенению Сашки он тоже об этом думает, но наши удочки надо смотать, рюкзак со снастями лежит между мокасинами Председателя. Председатель непонятно смотрит на меня, переводит взгляд на Шурика, смотрит. Затем переключается на бутылку пива в руке. Откручивает крышку и сразу запрокидывает, глотает жадно, распространяя запах пузырей хмеля. Наглотавшись, опять протягивает руку в пакет с уловом, берет еще одного ершика, сдавливает между пальцами живот от чего он лопается и кишка выстреливает на траву, присаживается на корты, немного сидит в задумчивости… Потом бросает рыбешку в рот, разжевывает, и запивает остатком пива. Тишина.Слышно как вдалеке гудит моторная лодка.

— А чего вы так поздно ловите? Я уже минут двадцать за вами смотрю и ни одной поклевки нет. Поздно ведь уже, родители не будут беспокоиться?

— А мы уже скоро пойдем, — разлепляет губы задумчивый Cашка, начинает сматывать удочку, — мы и собирались уже домой…

Я тоже подхожу к своей удочке, сматываю судорожно, неакуратно, из-за чего она никак не хочет складываться.

— Правда бесподобный закат, даже не верится, что настоящее все это! — Не замечая суеты любуется Преседатель, — недавно шёл дождь а теперь штиль.

— Закат как закат, — не падумав, бормочу.

— Нет это особенный закат, вот что нужно рисовать!

— Зачем рисовать то что уже есть ? — удивляюсь я — он же уже есть, смотрите и все.

— У него отец художник, — сообщает Сашка и тянется за рюкзаком у ног Председателя, тот не глядя ставит туфлю прямо на лямку ,так что Сашка не может его забрать и стоит с полуприподнятым рюкзаком в недоумении. Преседатель сидит неподвижно жутко, как статуя, его левая скула едва заметно непроизвольно подергивается на губе висит чешуя:

— Художник? Хочу посмотреть что за картины. Что же он рисует?

— Из головы красит, — говорю в полубессознательном состоянии я и пытаюсь слинять, но боюсь, оставить Сашку одного, — Свой мир.

— Свой мир, — Отпускает лямку Председатель и покрасневший Сашка сразу надевает рюкзак и ускользает как угорь. — Хочу посмотреть, я с вами пойду….

Я стою перед Председателем как оцепеневший, я упустил момент когда Сашка ушел и теперь не знаю что делать, как правельно попросить его не идти с нами. Председатель буквально держит меня своим вниманием:

— Хочу посмотреть — настаивал Преседатель.

— В галерею сходите там его картины, завтра сходите и посмотрите.

— Сейчас хочу посмотреть, меня завтра не будет.

— Тиму-у-р! — кричит Сашка из темноты, он стоит там в беспокойстве, — пойдем! Мне домой надо..

— До свиданья…- вежливо говорю я и сразу бегу, чувствую что он сидит и смотрит, жутко.

— Странный мужик, — Запыханно говорит Сашка, когда мы отбежали на приличное расстояние. Мы оглядываемся и через усталость все ускоряем и ускоряем шаг.

— Нафига ты ему сказал что мой отец художник?! Ты же видел как он рыбу ел, он псих, а если он найдет мой дом?

— Да он пьяный, просто. Он уже забыл про нас, да не ссы ты. -Еще раз оборачивается Сашка — Блин это он!

Мы рванули со всех ног, я боюсь посмотреть назад, все бегу и бегу за Сашкой, боясь что меня вот вот схватят за плечо. Вдруг Сашка рассмеялся,

— Шучу я шучу, и обернулся назад.

— Сука, я чуть не упал! Козёл..

Я проводил Санька до его вагончика, мы попрощались, и я поспешил скорее домой а когда повернул на Пролетарсую, вдруг вижу силуэт, сначала не верю а потом точно разглядел: Председатель движется прямо на меня, и в руке саквояж.

— Постой Тимур! — как ударом говорит Председатель, в это момент я просто впадаю в кому.

— Я просто хочу посмотреть картины, и все, — почти без одышки приближается Председатель.

Молчу и невольно шагаю к нашей общаге. Председатель идет рядом совершенно не проявляя эмоций и мы просто идем ко мне домой. Мы проходим мимо вахтёрши которая даже не оторвалась от телевизора, будто Председатель мой воображаемый друг, с каждой секундой паника все сильнее сдавливает меня. Я хочу чтобы сегодняшний день не начинался, и вообще не надо было идти сегодня на рыбалку.

— Все с сегодняшнего дня буду сидеть дома и делать уроки и рисовать,. На улицу больше не пойду, крутится в голове.

— Я больше не буду — вдруг говорю вслух

— Эта комната ? — Спрашивает Председатель, не обращая внимания на мою панику.

Я не могу ответить, совершенно потеряв чувство реальности. Я как зомби открываю дверь в мастерскую. Председатель стоит какое-то время в дверях и входит. Его глаза на свету стали черные как у кота он смотрит на все в упор. он медленно проходит в комнату и сразу подходит к автопортрету отца и они смотрят друг на друга. Чёрные глаза Председателя и чёрные глаза портрета. А отец все это время сидит к нам спиной и корпит над оранжевой тыквой с сидящими на ней двумя грушами. Он слушает Альфреда Шнитке.

Не знаю сколько времени председатель смотрит на портрет, потом он внезапно и бесшумно, как призрак, вдруг подходит сзади к отцу и смотрит за работой, внимательно и тихо. Думаю отец почуял его по запаху сырой рыбы, и скорее всего в начале подумал что это я. Я любил сидеть у него за спиной во время работы. Но потом председатель вдруг шоркнул по его спине полой плаща, отец обернулся и вздрогнул, увидев над собой два черных горящих глаза, каменное лицо и вдохнув запах пива с рыбой. Отец привстал и увидел меня, он сразу понял что все плохо, потому что мое лицо скорее всего изображало истошный ужас.

— Тимур, — взглотнув говорит папа, — Иди спать!

Я стою и никак не пойму, — Это сон? или что вообще?

— Тимур иди спать! — резче говорит отец, — он встал в позу скорее для прыжка чем для побега.

Я хлопнул дверью и ушел к себе в комнату, там прилег на кровать замотавшись в одеяло. Я слышу разговоры в мастерской, порой вскрикивания, будто что-то пошло не так. Затем томная серая тишина и гул коридорных ламп, запах тлеющей сигареты.

И тут я проснулся. Очень рано, часов пять наверное, я чувствую себя избитым я иду в туалет,
а когда смотрю под дверь мастерской, вижу, что там темно. Значит отец ушел спать. Я снова лег.

На следующий день я почти забыл о вчерашнем случае наверное пытаясь подсознательно не верить что так и было. Я пошел в школу, потом когда вернулся решил зайти в мастерскую — отец пишет Тыкву. Я всерьез подумал что мне показалось, но когда смотрю на автопортрет вижу на нем косой разрез на шее от левой сонной артерии к яремной вене. Разрез профессионально точный, от которого сразу обескровливается мозг.

— Он купил автопортрет! — нервно засмеялся отец, понимая мое любопытство, — Он купил его и оставил, мне.

Больше мы с отцом про этот случай не говорили, но автопортрет отец хранит до сих пор и не продает, возможно когда ни-будь Председатель заберет его, думаю деньги которые он дал отцу тоже лежат у него, на случай, если Председатель передумал покупать.