Мне кажется, что живопись и поэзия — сёстры. Как живописная картина вызывает внезапное эмоциональное настроение и желание возвращаться к ней, чтобы испытать это настроение снова и снова, так и стихи, могут зацепить и создать особое состояние души и потребность перечитывать их. И это не связано с содержанием, с тем, что изображено на картине, или сюжетом стихов.
Вроде, зачем снова разглядывать гранат, птицу, или портрет? Зачем перечитывать знакомые строки, которые знаешь наизусть?
В картинах — живописи в стихах — поэзии, есть какая-то магия, притяжение, которое не поддаётся простому объяснению. Важно только, чтобы зритель увидел картину, с которой у него возникнет метафизическая связь. Тогда у него возникают свои образы, которые никто, кроме него не видит. Даже художник, написавший эту картину.
С поэзией такое же наваждение.
Именно такая история случилась со мной. Мне очень близок Иосиф Бродский. Я постоянно читаю его стихи, и одно из моих любимых — «К Урании»
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист — в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
И вот одна строчка — «Так дромадер нюхает, морщась, рельсы …», взорвалась в моём воображении картинкой бредущих по горячей пустыне драмадеров и таурегов с единственной мечтой о прохладной и сочной дыне. Но почему они бегут в Египет, я сам не знаю. Может Бродский так задумал…
azgart.com 